В память о хорошем человеке ПАВЛЕ ГИОРГОБИАНИ
Набрел сегодня в интернете на воспоминания Макса Фон Сюдова во время работы над фильмом "Прикосновение" с Ингмаром Бергманом и мысли как-то потихонечку унесли меня в далекий и любимый город, где с именем мэтра связан один подзабытый под толщей времени случай.
Было это как раз в то время когда весь советский народ лихорадило от молниеносной смены председателей президиума в верховном совете, отчего прожившие немало генсеки то ли от счастья, то ли от страха рулить страной, умирали прямо на глазах один за другим. Прежде чем отправиться на покой,последний из старой гвардии успел таки издать указ по которому люди в штатском отлавливали во время рабочего дня нарушителей трудовой дисциплины и прочих прогульщиков в банях , кинотеатрах, пивных барах и кто знает еще где.Со всей серьезностью это мероприятие было внедрено в самую "ленивую" и "неработающую" республику, и комментарии к нему мягко говоря были весьма озадаченные.
Отобедав на Моедани потрескивающимися от пыла-жара нежнейшими хачапури и запив эту радость
литром лагидзеевской зубодробительной Кахури, я решил возвратится с обеденного перерыва на работу нижней улицей не греясь слишком на солнце по центральной Кирова,благо идти пять минут.Проходя мимо грациозного и всеми любимого кутаисского кинотеатра Сакартвело, в той части где расположены малые залы, мое внимание привлекла написанная крупнее чем обычно для второстепенных показов афиша : Ингмар Бергман "Земляничная поляна". Ребят от местного кинопроката трудно заподозрить в любви к классике, все больше залы ломились от вестернов одобренных госкино,ну и певучих, слезливых индийских как водится. Киноиндустрия тех лет выжымала эмоции у людей нешуточные, не так как в соседних республиках,но все же любителей специфических жанров было в достатке и отрывались они по полной .
Кинокритик тех лет Абон Цициашвили в программе "иллюзион" предворяя фильм мог взахлеб целыми часами восхищаться легендарными режиссерами,лучезарными актерами и мастеровитыми операторами, изматывая поздними вечерами народ перед телевизорами прежде чем наконец перейти к демонстрации оного. Лучшего случая посмотреть известное произведение без него мне было не найти и я не раздумывая шагнул навстречу истории с престарелым профессором медицины, отправившегося получать премию, попутно проезжая места своего отрочества, где некогда был счастлив.
К середине сеанса картину остановили, свет в полупустом крохотном зале зажегся и дюжина зрителей увидела перед собой группу товарищей с маленькой женщиной на переднем плане с папкой в руках. У бокового входа за гардинами замаячили фигурки с фуражками и поблескивающими пуговицами.Сомнений быть не могло. Это был классический случай прерванного сеанса по отлову лодырей и тунеядцев, в разоблачении коих и мне впервые довелось внести свой скромный вклад.
Я о нем и позабыл вскорости. В пору поголовных запретов на все,чем могла радоваться душа в условиях тотального контроля правоохранительных органов за молодежью, такой пустяк не вызывал особого беспокойствия.Кампанейщина да и только.Хотя конечно горемык пошедших по восемьдесят восьмой было не мало.
Пару недель спустя вызывает меня как-то начальник к себе. Как обычно, почти бегом, спускаюсь по широкой мраморной лестнице чуть пританцовывая мимо секретаря,едва стукнув пальцем о дверь, вваливаюсь как это бывало не раз ничего не подозревая. Но за дверью было не все так просто.Начальник хмуро подписывал каку-то бумагу.Сухенькая женщина в черном с наметившимся горбом, в которой я узнал ту что вписывала данные людей в кинотеатре, сидела тут-же за столом и о чем-то тихо говорила.Затем сложив листки в свою папку тихо попрощалась и удалилась.
Я ощутил нарастающее во мне неприятное чувство.Воцарившееся ненадолго молчание решил прервать сам:
-Павле Иванович, простите меня засранца.Не думал,что так обернется. Подумал "возьмут на карандаш" и дело с концом, а тут видно такие страсти, раз до вас добрались.Некрасиво получилось.Надо было вас предупредить.
Он спокойно смотрел на меня каким-то отсутствующим взглядом, как бывает с людьми блуждающими по спирали своих мыслей. За толстыми линзами очков мне сложно было определить степень неприятности в которую поверг его визит комитетчицы и я как мне показалось во время замолчал.
Он перевел взгляд на листок пред собой, и словно продоложая прервавшуюся беседу произнес:
- Не понимаю одного, какой леший тебя понес на детский сеанс в два часа дня?
Не смотря на укоризну в его голосе, сказано это было ровно,спокойно со свойственным ему достоинством, что в момент сняло напряжение с меня. Больше всего мне не хотелось подвести нашу с ним дружбу, его благосклонность ко мне и доверие.
- Да что вы, Павле Иванович, стал бы я рисковать ради пустяков.Это был фильм великого Бергмана"Земляничная поляна"
Глаза за стеклами чуть "заходили" туда-сюда.
-Да?
-Крупнейший кинематографист столетия -подлил я масла в огонь, -а по вечерам такого у нас не показывают.
Какое-то время он сидел без движения, затем с досадой вскрикнув "Ты видишь в чьих мы руках"?!" в сердцах на отмашь ударил ладонью о громадный директорский стол с сантиметровым слоем лака, что тот аж визгнул необычно громко.
-Даже классиками не дают насладиться людям! -почти вскочил из за стола с удрученным видом.
Я не стал развивать тему "в чьих руках мы все находимся".По такой реакции было очевидно ,что у него и без меня возникали вопросы к существующим порядкам.Сказанного оказалось и так немало.Мне достаточно было и того,что мы с ним по прежнему за одно.
Он отвернулся к зарешеченному окну и глядя во двор спокойно, как бы про себя проговорил :"Паутиной оплели все кругом, мартышки".
Огромного роста, рано поседевший и в очках, он быстро сумел подчинить своей харизме многих, кто сквозь прищюр воспринял его приход из окраинного АТС с должности инженера в начальники узла связи города.Будучи молодым сорокалетним, он придя на смену дряхлому и потерявшему вкус к работе прежнему директору привнес новый смысл работы среди подчиненных, не боясь новаций .Часто общался с молодежью , не препятствовал их чрезмерным увлечением комсомольскими увеселительными мероприятиями.Как-то видя ,что я беру два абонимента, на футбол, на себя и на отца, выписал и себе два , правда на Торпедо я его так никогда и не увидел. Непосредственность и сванская прямолинейность без виляний была его обезоруживающим коньком на всех уровнях, с кем ему приходилось общаться. Энергия и стремление к переменам била ключем.В разговорах с подчиненными он неустанно напоминал,что многое теперь будет по другому.Поди догадайся о чем это он.Если о том, о чем мы всегда думали,то как ему, партийному человеку удавалось повязать свои планы с опрокинутым зазеркальным миром в котором мы жили - оставалась загадкой. Ему со своим непростым характером сложно было даже помышлять о двойной жизни.Он ездил на совещания в столицу, учавствовал в районных и городских перекличках по селектору, но всегда можно было уловить его едва заметные гримассы когда он получал уведомления о партконференциях,и почти всегда чувствовалось его стремление побыстрей закончить внутренние собрания, всячески сопротивляясь им, объявляя их к недоумению партогра мероприятиями туманящими разум и пустой тратой времени-неслыханное дело.Я был очень молод для того,что-бы делать законченные выводы и суждения о людях ,однако то,что этот человек совершенно четко находился во власти предчуствия больших и значимых перемен было очевидно. Советский проект пока еще жил, но до слова ГЛАСНОСТЬ - предтечи краха мифа о коммунизме,все же оставалось недолго.
